О неврологии, остеопатии, доказательной медицине и странных методах лечения.
Никита Жуков — врач-невролог, медицинский директор сети клиник, автор «Расстрельного списка препаратов». В своих статьях, видео и лекциях продвигает принципы доказательной медицины, разоблачает шарлатанские методы лечения и рассказывает про неэффективные лекарственные средства.
Но ещё он известен как автор работ с неоднозначным сленгом. Например, в книге Жукова «Модицина. Encyclopedia Pathologica» можно встретить выражение «ваше жирное отражение в зеркале» и другие высказывания, нетипичные для научно-популярного контента.
Лайфхакер поговорил с Никитой Жуковым про боли российской медицины, неврологию, опасные методы лечения и спорные реплики в его работах. А ещё выяснил, за что на него подала в суд фармацевтическая компания.
Никита Жуков
Невролог.
О личном пути и неврологии
— Вы всегда хотели быть врачом? Или, может, когда-то мечтали стать пожарным?
Я даже не знаю, откуда у меня тогда эти слова были в лексиконе, но точно помню, что в 4–5 лет я был уверен, что хочу быть порноактёром. А в более старшем возрасте мне было пофиг и я не знал, кем хочу стать.
Мои отец, мать и некоторые родственники — врачи. И они были против того, чтобы я становился доктором, потому что учиться сложно и долго, а денег в медицине мало и в России врачи вечно нищие. Они говорили, что лучше выбрать что-то более коммерчески успешное и простое, чтобы было больше шансов стать человеком.
Под конец школы я посетил дни открытых дверей практически всех вузов Санкт-Петербурга. И мне ничего не понравилось. Параллельно начал читать про медицину и увидел, что она так или иначе объединяет все науки. С одной стороны, это помогающая профессия, а с другой — наукоёмкая отрасль, в которой присутствует математика и технологии. У меня что-то щёлкнуло, и я подумал: «Я два года хожу по университетам, а в медицинский даже не пробовал стучаться». И пошёл.
— Почему вы выбрали именно неврологию?
Это произошло практически случайно. Я долго выбирал специализацию, и какое-то время мне нравилась психиатрия. Это довольно часто случается со студентами медицинских институтов.
А после я обратил внимание на неврологию, которая тоже изучает мозг и нервную систему, но при этом является именно соматической наукой. То есть здесь что-то руками нужно делать, а не только разговаривать и назначать препараты.
Такие мысли у меня были в районе 3–4-го курса, и я пошёл в неврологию. И не разочаровался, потому что нервная система представлена во всём организме сразу, и проявления нервных болезней довольно широки. А это весьма интересно.
— В чём особенность работы невролога?
Есть два ключевых отличия, которые я для себя вывел.
Первое: у нас в стране и в СНГ не сложилась культура хождения к психологам, психотерапевтам и психиатрам. Потому что есть бэкграунд карательной психиатрии. Да и в Советском Союзе не сильно пеклись о психоэмоциональном здоровье сограждан.
Но при этом у нас есть поговорка, которая живее всех живых: все болезни от нервов.
Эти два фактора перемножаются, и люди с любыми проблемами в голове идут в первую очередь к неврологу — например, с тревожностью, депрессией, паническими атаками и всем подобным.
Второе: неврология на постсоветском пространстве изо всех классических научных медицинских специальностей самая богатая на мифы и прочие фантазии. Именно из неё растут иглорефлексотерапии, остеопатия, мануальные терапии и ещё куча всего-всего, включая ноотропы, нейропротекторы и капельницы для мозгов.
Всё из-за того, что нервная система очень сложная. А проявления её патологий не всегда самые приятные, и поэтому люди ищут, что с этим сделать. Но в большинстве случаев хорошего лечения нет. И на этой почве всегда возникают мошеннические фантазии, которые прекрасно цветут и продаются под видом ложной надежды.
Поделаешь капельницу с ноотропами два раза в год, и всё у тебя будет хорошо с нервной системой. Это враньё, но вся страна это любит делать. Бабушки стройными рядами ходят каждую осень — весну на капельницы и льют тоннами эту святую воду, будучи свято уверенными: именно это и есть настоящее неврологическое лечение, которое обязательно подкорректирует их деменцию.
— С каким жалобами к вам чаще всего обращаются?
Пойти к неврологу, если у вас что-то болит, — это самый простой и верный путь. Не ошибётесь. Понятно, если у вас специфическая боль, например онкологическая, то ей будет заниматься онколог. А если болит сломанная нога, то травматолог. Но если перелом зажил или он уже старый, вы нормально ходите, а нога всё равно болит, то это к неврологу.
Головные боли, головокружения, боли в спине — это самые частые вещи у меня на приёме. Плюс к этому всё, что граничит с малой психиатрией — любимая советская вегетососудистая дистония (которой не существует) и всё похожее. Ко мне реже приходят с эпилепсией, болезнью Паркинсона и рассеянным склерозом. Но и такое бывает.
— Насколько стара или нова практика лечить боль антидепрессантами?
В мировой практике так делают очень давно. Наши врачи только начинают широко использовать антидепрессанты, поэтому и есть такое удивление у населения. Я назначаю их довольно часто, потому что это действительно научно обоснованно и реально помогает людям.
— А почему именно антидепрессанты? Как поняли, что они помогают не только от депрессии?
Вопрос возникает только из-за того, что они так называются. Кажется, что если группа препаратов имеет название «антидепрессанты», то они должны использоваться только против депрессии. Но это не так.
Эти препараты имеют широкий механизм действия. Они влияют на нейромедиаторы в нервной системе, а те отвечают далеко не только за депрессию. Было замечено, что болевые импульсы на фоне приёма антидепрессантов меньше ощущаются человеком.
У них есть обезболивающий эффект, который работает не как анальгетик, а по-другому — через центральную нервную систему. Плюс человек меньше начинает обращать внимания на боль из-за нормализации психоэмоционального состояния.
Второй пункт важен в разрезе того, что антидепрессанты назначаются именно при хронических болевых синдромах. Представьте, что у вас ежедневно полгода болит голова. Это точно влияет на вашу психику, настроение, уровень тревожности и работоспособность.
Иногда даже случается так, что болеть нечему. Просто вы привыкли к боли, и она циркулирует по нервной системе. А когда человек начинает принимать антидепрессанты, то эти ощущения снижаются или полностью проходят.
— Что стоит знать про антидепрессанты, чтобы перестать их бояться и успокоиться?
Во-первых, нужно трясти врача, который собирается их назначить. Чтобы он объяснил, зачем они, как будут работать, чего ожидать, какие эффекты и побочные действия.
Во-вторых, антидепрессанты — не наркотики. У вас вряд ли получится добиться от них эйфории. Остались единичные препараты из широко используемых, к которым может вырабатываться зависимость. Все остальные современные таблетки отменяются за 1–2 дня без серьёзных последствий. А применяться они могут годами, в зависимости от состояния.
Антидепрессанты достаточно безопасны. И они действуют на одного конкретного человека, тогда как бесконтрольное применение антибиотиков, к примеру, через десяток лет может выкосить всё человечество.
— Какие ещё проблемы, касающиеся неврологии, вы видите в России?
У нас любят всем подряд назначать визуализацию. В первую очередь — магнитно-резонансная томография, во вторую — ультразвуковое сканирование сосудов шеи и головы, а в третью — рентген шеи и черепа.
В абсолютно подавляющем большинстве случаев эти назначения ничем не обоснованы и бесполезны. Скорее всего, вы время и деньги просто так потратите. Сначала дойдите до вменяемого врача, а он уже скажет, что делать.
Ко мне приходит много людей, которые побывали уже у десяти неврологов, назначивших им визуализацию. Мы с ними час общаемся, я их обследую и вижу, что у них нет никаких показаний для того, чтобы делать МРТ. И на их снимках действительно ничего интересного не находим.
В Европе и Америке такое реже происходит, потому что там почти за всё платят страховые компании, которые не согласуют проведение МРТ при обычной головной боли и боли в спине. Для них совершенно нормально, что это редкое исследование. А у нас люди чаще всего сами за такие процедуры платят, поэтому в России чуть ли не каждый второй сделал себе визуализацию, а то и не одну.
О доказательной медицине и странных методах лечения
— Чем доказательная медицина отличается от обычной?
Доказательная медицина — это когда врачи используют в своей практике методы, которые имеют именно научное обоснование. То есть максимально подтверждённую безопасность и эффективность. Подтверждённую чем? Только научными исследованиями.
Это должно быть не мнение отдельного врача, пациента, группы профессоров или даже целого института. Потому что мнение — это не научное исследование. Оно всегда субъективно. Когда профессор говорит, что он 50 лет делает вот так и это правильно, — это не клиническое исследование. Но все врачи, которые у него учились, продолжают работать, как он сказал.
А мы берём международные протоколы и рекомендации, которые основаны на крупных исследованиях и метаанализах. И видим, что уже 20 лет никто не делает так, как нам рассказывал профессор, потому что в научных испытаниях не была доказана эффективность этого способа лечения. И начинаем делать по-другому. В этом и вся разница.
— А как вы сами пришли к доказательной медицине? Ведь будучи студентом вы тоже верили в то, что говорят некоторые профессора?
Я долго во всё это дело верил. И подошёл вплотную к доказательной медицине только на последних курсах. Это был довольно окольный путь.
Когда я определился с направлением, то изучил все российские учебники по неврологии. Это оказалось несложно: основных книг где-то двадцать.
После этого начал читать зарубежные учебники. Первое, что бросилось в глаза, — они меньше по объёму, чем российские. Казалось бы, странно. У нас что, самая клёвая неврология?
В первую очередь разница заключается в отсутствии бесполезных назначений, например ноотропов, нейропротекторов и капельниц.
Если у нас для лечения условной сосудистой деменции бабушке рекомендуется десять капельниц, то в американском гайде написано «Методов лечения с доказанной эффективностью не существует. Показано: здоровый образ жизни, больше двигаться и радоваться жизни». И это адекватно. Так весь мир реально делает. Зачем тратить деньги на бесполезные капельницы и обещать человеку, что ему станет от них легче, если ты заранее знаешь, что это обман.
Я зафиксировал эту разницу и продолжил изучение. Так я постепенно начал делать расстрельный список препаратов. Сначала по неврологии, а потом переключился на другие направления.
И в один момент я наткнулся на термин evidence-based medicine. Перевёл его на русский и начал гуглить. И понял, что это не я такой дурак, который нашёл непонятную разницу в российской неврологии и западной. Я узнал, что всё, чем я занимался, — это подход, основанный на принципах современной доказательной медицины, как она представлена в цивилизованном мире. И я так загорелся ею, что до сих пор не отпустило.
— Насколько врачи и клиники, которые заявляют о следовании принципам доказательной медицины, на самом деле могут их придерживаться?
Рекомендации Минздрава потихонечку двигаются в сторону нормальных международных протоколов. Но это ещё не скоро произойдёт, и не факт, что случится вообще. Поэтому если учреждения придерживается их рекомендаций, то это ещё не делает клинику «доказательной».
Если мы говорим про государеву медицину, то там в основном всё упирается в страховые компании. Их протоколы часто противоречат даже требованиям Минздрава. Внутренние инструкции российских страховых компаний пишут их собственные эксперты, которые набрались всего из тех же самых медицинских университетов, где до сих пор учат работать по-старому.
У меня был большой опыт взаимодействия с системой обязательного медицинского страхования. Я пытался работать по международным стандартам. И это вообще не сходится с принципами работы ОМС и тем, как страховые проверяют работу клиник. Там на каждый чих нужно выдумывать обходные пути.
Мне кажется, использовать доказательную медицину в государственных клиниках практически невозможно. И я даже не знаю, когда это поменяется.
К счастью, у частных клиник есть больше свободы. Минздрав ещё не обязал их придерживаться своих гайдлайнов, поэтому они могут лечить пациента по американским или европейским стандартам. Главное, чтобы он был проинформирован об этом.
— А из всех странных методов лечения какие вы больше всего не любите? Какие самые вредные?
Если говорить про методы официальной медицины, то меня есть два главных бельма в глазу.
Первое — капельницы, про которые я сказал выше. Эффективных препаратов в них, наверное, 5%. Потому что случаев их применения реально мало. Это может быть экстренная медицина, когда человек без сознания или без рта и не может проглотить таблетку. Или же это специфическая терапия, например химиотерапия, которую строго капельно нужно вводить.
А всё остальное, ради чего люди пару раз в год ходят в поликлинику, чтобы почистить сосуды, улучшить работу мозга и память, — тотальная фигня. Это как раз те деньги, которые мы просто миллиардами сжигаем на кострах. Мы всё время ноем, что у нас медицина нищая и денег нет. Так вот они, мы их залили во всё пожилое население страны. По венам бабушек бегают зарплаты докторов.
Второе — физиотерапия. Это почти ровно то же самое, что и капельницы, только без инъекций в вену. Она не имеет никакого влияния на организм. Наша типичная советская поликлиника с отделением физиотерапии, где есть всякие диадинамические токи, электрофорезы, магнитотерапии, прогревания, ингаляторы и прочая чушь, — это парк развлечений с аттракционами для пациентов.
Наша физиотерапия нужна, чтобы занять время пациента, пока его болезнь самостоятельно не перейдёт в ремиссию или из острой фазы — в хроническую. Никакой медицины и науки там даже близко нет.
А ещё это куча персонала. В каждой больнице и поликлинике под физиотерапию выделяют по два этажа. Это всё зарплаты и человекочасы. Если транслировать в экономику, то это просто так выкинутые деньги. Такое ещё есть у наших соседей из СНГ, но в Европе и США в основном считают, что лучше эти деньги потратить более рационально.
— Остеопатия на первый взгляд кажется более наукообразной, чем, например, гомеопатия. Почему так?
В первую очередь остеопатия кажется более наукообразной потому, что её у нас не так давно отнесли к официальной медицине — в России есть ординатура с сертификатами государственного образца. Но это сделано не потому, что остеопатия — реально наука. Мы просто скопировали у США.
У них остеопаты учились в отдельных остеопатических институтах. Это была отдельная каста целителей, которая со временем стала достаточно опасной, потому что их становилось всё больше, и пациенты стали страдать.
Поэтому в США решили сделать так, чтобы остеопаты обязательно получали аккредитацию как нормальные доктора, а потом уже занимались своей хренью, если хотели. А у нас пошли по другому пути и выполнили из всего этого только один пункт — сертифицировали остеопатию.
— А что не так с остеопатией как с наукой?
Если гомеопатия в принципе противоречит фундаментальным естественным наукам, то с остеопатией всё сложнее. Она противоречит уже в более узких и сложных вещах в анатомии, физиологии, неврологии.
Остеопатия делится на краниосакральную и висцеральную. Вторая самая отбитая. Люди (ни в коем случае не назову их врачами или коллегами), которые её придерживаются, делают массаж живота и таким образом диагностируют, например, поджелудочный загиб и прикручивают к этому симптомы.
Например, у человека болит голова. Остеопат помнёт ему живот и скажет: «Дружище, у тебя загнута поджелудочная, сейчас мы за десять сеансов выровняем её обратно, и голова перестанет болеть».
Но никто не знает критериев диагностики загиба поджелудочной, нормальности загиба или не загиба и вообще как технически связана симптоматика боли в голове с поджелудочной.
А у менее дикой краниосакральной остеопатии все болезни от костей, суставов и их взаимного расположения. Например, такого рода остеопаты любят рассказывать, что у вас подвывихнут первый шейный позвонок. Причём определяют они это на амбулаторном приёме и без МРТ или рентгена, а «пассами руками». И идут дальше — вправляют его.
Но надо понимать, что этот позвонок — довольно мобильная штука. Для этого не надо быть врачом — просто откройте анатомический атлас, посмотрите, как соединяется череп с шеей, и вы это поймёте.
Это значит, что если первый шейный позвонок действительно вывихнуть или подвывихнуть, то вам будет не то что больно — скорее, вы будете близки к смерти. Это опасное состояние, сравнимое с переломом шеи.
В нормальной медицине есть клинический анализ крови, по которому мы можем объективно судить, что одни показатели — это норма, а другие — нет. Но в методической базе остеопатии никаких чётких критериев нет. В случае подвывиха никто понятия не имеет, какие показатели должны быть. В их учебниках так и написано: надо наложить руки вот так, чуть-чуть крутануть, может быть, вы что-то почувствуете, и это будет подвывих.
Нет никакой особой разницы между методами лечебного массажа, мануальной терапии, остеопатии и хиропрактики. Люди, которые занимаются этим, совершенно одинаково мнут, хрустят, вытягивают и растягивают. Просто кто-то называет это массажем, а другие придумывают безумную философию, которая рассказывает про взаимное положение органов в теле человека.
— Почему многие неврологи становятся остеопатами?
Потому что их так учат. Зайдите на любую кафедру неврологии. Вы обязательно найдёте доцента-остеопата, который будет утверждать, что его методы лечения реально работают и это наука. А студенты — люди подневольные, они спорить не должны. Раз так учат, значит, так и надо. А если кому-то понравилось и он достаточно поверил, то после неврологии ещё и в остеопатию пойдёт.
О сленге и книгах
— В ваших книгах с медицинскими утверждениями соседствует странный сленг, вроде «поел говна» или «стратегическая зараза». Почему? Вы в жизни тоже так разговариваете?
В жизни я так не разговариваю. Мне кажется, что я довольно адекватный человек.
Однако я осознанно выбрал такой стиль повествования: хотел писать про медицину смешно и хамовато. Во-первых, больше никто так не пишет. По крайней мере, когда я начинал, никто так хамски к медицине не относился. Во-вторых, мне это самому нравилось. Я любил посещать «Луркоморье», и во многом мой стиль навеян этим проектом. Я могу читать собственные тексты и прям ржать от всей души.
Как показывает практика, такой подход вполне зашёл. Мы с вами разговариваем, потому что мои тексты читают.
— А насколько для вас сейчас уместен такой стиль письма?
Всё по накатанной пошло. Я к нему привык, и мне сейчас проще всего именно в таком стиле писать и лишний раз не задумываться. И мне по-прежнему это нравится. Я почти уверен, что без такого стиля у меня бы ничего не получилось.
Мне очень приятно, что у всяких моралфагов пердаки горят. «Нельзя так, это же про здоровье, про человеков!» Да идите в жопу.
Врач — нормальный человек. Он может пить и курить в свободное время. Он должен вам рассказать, что здоровый образ жизни — это хорошо и правильно, но быть при этом ангелочком не обязан. Если вам не нравится — не подписывайтесь на мой блог. А если согласны, что врач может в свободное от врачевания времени делать всё, что хочет, то добро пожаловать.
И людям это вполне нравится. Мне нередко пишут: «Думала, что вы сноб и что врачи — молчуны неинтересные, а полистала ваш блог и поняла, как прикольно, есть же нормальные доктора».
— В своей книге вы пишете: «Вы проиграете в борьбе со своим телом тогда, когда ваше жирное отражение в зеркале начнёт вам нравиться, поскольку для реальной борьбы с несовершенствами нужно их ненавидеть». Насколько этично для врача говорить подобные вещи человеку?
Если конкретно про эту статью говорить, то я больше свои личные мысли описывал — про самого себя.
В книге я периодически пишу, что доказательная медицина сильно превалирует здесь, но там, где нет ссылок, — это может оказаться просто моим мнением. Это совершенно нормально, потому что не на всё подряд есть исследования и есть пробел, где врач может принимать решения.
Некоторые моменты в моей писанине достаточно спорные, и я этого не отрицаю. Они могут быть на грани морали и уважения или даже за ней. Я это делал, в частности, чтобы вызывать срачи. Мне это неплохо удалось. Почитав мои тексты, люди думают, что я инфантил, который заряжен максимализмом и не отличает чёрное от белого. Прямо фашист в доказательной медицине и науке.
У одних полыхает от сленга и максимализма, а у других — от спорных моментов. Люди начинают это обсуждать, пересылать и оскорблять меня. А кто-то понимает прикол, ему это нравится, и всё хорошо. И всё перечисленное формирует движуху. Информация продолжает распространяться. Любой комментарий, даже хейтерский, — это всё равно движение вперёд.
— Ненависть к своему телу может привести, например, к расстройству пищевого поведения. Это разве не достаточно научно обосновано? Вы считаете, что это эффективная, допустимая или спорная тактика для борьбы с лишним весом?
Я не говорил, что это тактика и методика. Я чётко сказал, что это мой собственный взгляд на меня самого. То, что человек ненавидит своё тело, может привести к расстройствам пищевого поведения и ещё чего-либо другого. А может и не привести.
Мы всё равно не можем взять и запретить ненависть. Мы не живём в розовом мире. Ни в одном гайде по диетологии и психиатрии вы не увидите фраз вроде: «Нельзя публично говорить, что ненавидеть своё тело — это правильно / неправильно», потому что это бредятина.
Это как раз доведение до абсурда всех этих разговоров про бодипозитив. Бодипозитив как раз про «отвалите от меня, я люблю / не люблю своё тело так, как я хочу это делать». В моём случае я хочу это делать так, и написал об этом публично. Господи, любите своё жирное тело, пожалуйста, это ваше дело.
О неэффективных препаратах и судебных процессах с фармкомпаниями
— Вы собираетесь как-то менять концепцию или улучшать «Расстрельный список препаратов»?
Мы уже целую редакцию напрягли, чтобы обновить список. Я очень надеялся, что до конца этого года успеем, но всё-таки не управились. Мы наконец-то добавим кучу препаратов, которые давно висят в листе ожидания. И скорректируем информацию по другим, потому что появились новые данные. А вот кандидатов на выход из списка до сих пор нет.
— Ваш список критиковали врачи, которые придерживаются принципов доказательной медицины, например Алексей Водовозов. Вы обсуждали с ним его замечания?
Мы в личной переписке обсуждали это. Ему больше всего мозолит глаза анальгин. Алексей Водовозов на каждом углу орёт, что он не фуфломицин, а Жуков-дурак добавил его в свой список. Хотя в «Расстрельном списке препаратов» написано, что анальгин попал сюда не потому, что не работает, а из-за серьёзных побочных действий. Поэтому он не входит во многие международные протоколы.
Он ещё говорил, что в моём списке не к месту биологически активные добавки. Вот это критика! Человек приходит и рассказывает, как мне делать мой собственный продукт. Я ему объяснил: если тебе что-то не нравится, то ты можешь сделать свой расстрельный список. И мы до сих пор не увидели его.
— Как фармацевтические компании реагируют на ваши материалы с критикой препаратов?
В основном прилетают агрессивные заявления и угрозы от отдела маркетинга фармкомпании. Они видят отрицательную рекламу их дорогого продукта и начинают угрожать судами, если мы не удалим или не изменим информацию.
Я эти письма сразу пересылаю своему адвокату, и он на них отвечает уже в правовом поле. Не знаю, какую магию он творит, но в подавляющем большинстве случаев на этом взаимодействие с фармкомпаниями заканчивается.
Я говорю: «Хотите судиться — вперёд!».
Они понимают, что я не спешу удалять информацию, как это делают другие блогеры. И решают, что им это не сильно надо, и отваливаются.
— Кажется, у вас были суды с каким-то производителем?
Некоторые фармкомпании всё-таки идут дальше, и с производителем «Панавира» у нас до сих пор идёт судебное разбирательство.
Препарат «Панавир» — это противовирусный спрей из картошки, который якобы помогает от всего на свете, включая герпес и ВПЧ. У него нет высококачественных исследований, которые могли бы убедить в эффективности человека, придерживающегося доказательной медицины.
В «Расстрельном списке препаратов» так и написано: какие-то исследования есть, но они низкого качества и не вызывают доверия. И эти ребята запросили разную информацию, например про авторов текста. А меня вообще прикрутили третьей стороной — больше как свидетеля. Но я отреагировал и отправил на суд адвоката — оказалось, мы очень вовремя это сделали. Потому что эта фармкомпания хотела, чтобы суд сначала признал информацию недействительной. А уже тогда прийти ко мне и трясти компенсацию.
Но мы пришли на суд и сказали: «Давайте, доказывайте недействительность информации». У них ничего не получилось. В итоге мы по третьему кругу судимся и сейчас пытаемся уже с них стрясти компенсацию.
— Какое наставление или пожелание вы можете дать читателям как невролог?
Чисто как врач я рекомендую придерживаться критического мышления. Если вы не знаете, что это такое, — отправляйтесь читать и прокачивайте его. Это поменяет вашу жизнь кардинально.
А теперь про неврологию. Нервные клетки всё-таки могут восстанавливаться, но утраченные неврологические и психические функции — нет. Нерв-то вырастет, но симптомы повреждений могут никуда не деться. Не надейтесь на это, иначе будете жертвой мошенников и шарлатанов.
Лайфхакерство от Никиты Жукова
Книги
Раз я сказал про критическое мышление, то рекомендую книгу-фанфик «Гарри Поттер и методы рационального мышления», особенно фанатам этого персонажа. Я таковым не являюсь, мне как раз эта версия нравится намного больше, чем оригинал. Я её называю «Гарри Поттер для взрослых».
YouTube
Сейчас регулярно смотрю видеоблог Артемия Лебедева и «Редакцию» (в основном — «Редакция News», а иногда и их фильмы). Иногда смотрю всякий научпоп, но особо не выбираю — что попадётся, то и включаю. Просто чтобы быть в теме.
Музыка
Я очень закостенелый и редко обновляю свой плейлист. Самое частое, что у меня играет — старые альбомы Cannibal Corpse и Slipknot. Но некоторую современную музыку я тоже уважаю, например, группа Little Big вообще прелесть.
Фильмы
Здесь всё ещё хуже. Я очень мало смотрю фильмов. Мне с трудом удаётся тратить на них время. Вчера я в десятый раз пересматривал «Американского психопата» — это, блин, классика. А ещё мне нравится «Большой Лебовски», «Карты, деньги, два ствола» и «Борат». А «Страх и ненависть в Лас-Вегасе» вообще прекрасный фильм. Каждый раз, когда его смотрю, нахожу много новых интересных смыслов.
Читайте также 🧐 «Мы были особенными задолго до происхождения от обезьяны»: интервью с нейробиологом Николаем Кукушкиным «В каждом из нас примерно сотня битых генов»: интервью с биоинформатиком Михаилом Гельфандом «Задача современной медицины — помочь вам дожить до своего Альцгеймера». Интервью с кардиологом Алексеем Утиным